Политик без сомненья может быть резким, радикальным, ломающим стереотипы, начисто отрицающим прошлое. «До основанья, а затем» будь что будет, лишь бы оказаться у рычагов бульдозера по имени власть. Вдумчивому же исследователю опасно выплёскивать воду, не изучив вопрос наличия ребёнка в подопытной лохани. Какой бы мутной ни было эта вода. Потому внимательно подходят историки и краеведы к любому артефакту прошлого, изучая попавший в руки предмет со всех сторон без оглядки на признаки современного ему политического строя. Старые документы и музейные материалы не подлежат уничтожению и забвению, даже если в них имеются явные признаки запрещенной сегодня большевистской или иной тоталитарной идеологии.
Эти альбомы были найдены не так давно в подвале заброшенного дома. Работы школьных кружков юных следопытов 50-60-х годов прошлого века. Народная декоммунизация (доберись туда кто-либо раньше ценителя артефактов нашего прошлого) определила бы для этих трудов единственно возможный путь – на свалку истории. Но самодельные фолианты выжили и добрались до Виртуального музея города. Передо мной на рабочем столе большой серый альбом, на титульном листе которого «архихудожественно» начертано: «Работа красных следопытов отряда имени Олега Кошевого СШ № 6 г.Николаева». Твёрдым девичьим (а может и учительским) почерком на разлинеенных картонных листах выписана политически безупречная история знакомства ребят 7-го А класса с героями прошлого. «На протяжении года отряд «Красных следопытов» собирал материалы о подпольных типографиях большевиков города Николаева и о подпольных партийных организациях, которые действовали на Николаевщине в годы Великой Отечественной войны».
Согласитесь, первая тема не тривиальна – подпольные типографии. С целью разузнать что-либо по этому вопросу школьники под руководством педагога встретились с Владиславом Сигизмундо-вичем Изопольским.
Ветеран революционного движения рассказал детям о работе подпольных печатников в Николаеве. Ребята побывали в его доме по улице Урицкого, 28, в котором «в 1905-1906 гг., а также в 1919 году находилась подпольная большевистская типография».
Я не поленился и поехал на улицу, до сих пор носящую имя руководителя кровавой Петроградской ЧК. И я легко нашёл этот дом. Мемориальная мраморная доска висит на том же месте, что и пятьдесят лет назад. Именно тогда пионеры-следопыты разыскали и сфотографировали обитель подпольного печатника. К сожалению, на доме не сохранилось «потрясающее» по своему дизайну украшение, которое венчало доску в начале шестидесятых.
В центре композиции находился портрет вождя мирового пролетариата, обрамлённый круглой рамкой и прикрытый стеклом. Ниже портрета красовалась веточка непонятного дерева (олива?) с лентой «В.И.Ленин». Портрет крепился на доску с выписанными золотой траурной краской здравицами в честь коммунистического вождя. «Честь и слава!», «Великому учителю», «Основатель первого советского государства» и иное в том же духе. Сие чудное творение было обильно украшено жестяными розами, пятиконечными цветками сирени, стилизованными под большевистскую звезду и мохнатыми бубончиками, изготовленными из влагостойкого материала.
Благодаря сделанным школьниками фотографиям, до нашего поколения дошло не только изображение фасада дома с чудом советского дизайна, но и всё, что открылось юным краеведам во дворе товарища Изопольского. Вся территория участка оказалась наполнена портретами и самодельными «архитектурными излишествами».
Ленин, Горький, Маяковский, члены политбюро, российские писатели, иностранные учёные стояли в прямом смысле слова за спиной каждого гостя.
Их портреты в рамках – с паспарту и без – были надёжно прикреплены к спинкам скамеек, которые заполняли двор. Известные лица висели на стенах дома, спускались с деревьев, глядели на гостей с проёмов дверей и ворот. К каждому (к каждому, Карл!) портрету была прикручена авторская жестяная пятиконечная звезда, напоминающая цветок сирени. Имелось во дворе и несколько настольных бюстов, видимо для художественного разнообразия.
В их числе присутствовало знаменитое гипсовое изображение Тараса Шевченко в папахе и шубе. Лица известных деятелей заслоняли цветы, растущие в горшках, коим также не было счёта в этом доме. Но чаще всего встречался Ильич. «За великие плодотворные труды великому Владимеру Ильичу Ленину слава!». Именно так – ВладимЕру.
Красным следопытам товарищ Изопольский рассказал о том, что на этих скамейках в начале века была создана подпольная группа большевиков, которая занималась изготовлением и распространением листовок.
В группу со слов рассказчика входили: Марк Евсеев, Михаил Кирюхин, Митрофан Федосеев, Николай Кирильченко, Гаврил Кахульский и, конечно же, сам герой. Так, утверждает ветеран подпольного движения, в ночь на 7 ноября 1919 года именно здесь было отпечатано более четырёх тысяч листовок, которые должны были напомнить горожанам о том, что революцию, совершённую в этот день два года назад белогвардейцам и прочим сатрапам не задушить.
«Подпольная типография имела большое значение в подготовке рабочих к революции 1905 года и в борьбе против деникинцев». Более про товарища Изопольского в школьном альбоме ничего не написано, а следующие несколько листов занимают его дореволюционные фотографии и снимки, сделанные во дворе дома. Теперь у меня есть мечта: попасть во двор по улице Урицкого, 28. А вдруг что-то сохранилось из того, что запечатлено на уникальных отпечатках пятидесятилетней давности?
Из краеведческой литературы известно, что первая подпольная типография была созданная большевиками при активном участии залётного революционера Виктора Ногина. Её оборудовали в 1903 году по адресу улица Московская, 30. Именно там Ногина арестовали в марте 1904 года, когда полиция обнаружила потаённую печатню. После провала центр пропагандисткой печати переместился на улицу Урицкого, где в январе 1905 года были выпущены листовки с текстом «Царское правительство теряет голову под дружным натиском пролетариев. Неужели же мы, николаевские рабочие, своего голоса не присоединим?».
Это был ответ на расстрел мирной демонстрации 9 января 1905 года в Петербурге. Именно с этими листовками зимой 1905 года был арестован поэт и революционер Алексей Гмырёв.
Кроме изучения истории подпольной типографии, юные следопыты побывали в краеведческом музее и во Дворце пионеров. Там их познакомили с оставшимися в живых подпольщицами Великой отечественной: Анной Зелёной, Елизаветой Грузиновой, Александрой Лободой, сёстрами Водиными и другими женщинами-героями. Ребята узнали о действии подпольной организации на территории Николаевщины в годы войны, собрали личные фотографии, которые выклеили в отчётном альбоме, записали рассказы ветеранов. Одно из воспоминаний было начертано на листках, вырванных из школьной тетрадки в линейку, рукой участницы подпольной организации «Николаевский центр» Александрой Фролушкиной-Титовой.
«Дорогие ребята! Вы просили меня рассказать о себе, но что особенного я могу вам сказать. Автобиография моя простая, как и у всех наших советских граждан. Родилась я в городе Николаеве 5 мая 1924 года в семье служащего. Одновременно отец мой иногда увлекался музыкой, то есть был музыкантом. Семья наша состояла с четырёх человек. Отец, мать, старшая сестра (тоже партизанка отечественной войны) и я.
В 1941 году я пошла работать. Работала я телефонисткой в штабе военно-морского флота и одновременно училась здесь же при штабе на техника телефонной станции. Но закончить не пришлось, так как началась война. Эвакуироваться, как и многим другим гражданским не удалось, так как работала до последнего дня, да и мама оказалась не вполне здоровой. Вот мы втроём (я, сестра и мать, отец ушёл на фронт) остались в оккупированном городе.
Но вскоре, в первой половине мая 1942 года в наш город по спецзаданию правительства были заброшены товарищ Палагнюк (начальник организации «Николаевский центр») и Александр Днищенко, которым наша семья оказала содействие в работе. Палагнюк разыскал нас и пришёл к нам. Здесь мы и положили начало нашей работы: моя мать, старшая сестра, племянник мужа моей сестры – Шура Кобер и Елизавета Грузинова. Переносили грузы, а затем Шура Кобер перевёз лодкой рацию, батарейки, оружие, карты и прочее необходимое для начала работы. После этого мой дядя Анатолий Васильевич Палагнюк мне лично предложил как комсомолке тоже вступить в подпольную организацию. Я вовлекла свою подругу Ольгу Приходько, тоже члена ВЛКСМ в нашу организацию и рекомендовала её начальнику центра. С ней мы и работали до последнего дня, то есть до окончания войны.
Работа наша была разнообразной, так как было много её. Мы были связные с квартирой Палагнюка и радиста Днищенко, так как она была строго конспиративной. А главная наша работа была такая: мы с подругой Ольгой Приходько занимались сбором ценных сведений через немецких солдат и офицеров, с которыми мы разговаривали или просто притворялись, будто мы ничего не понимаем, а сами всё фиксировали и долаживали начальнику организации Палагнюку. Часто ходили по заданию в разведку и доставляли всё необходимое (где переправка эшелонов немцев, слежка за взлётами самолётов с аэродромов) и много разных сложных поручений, как например, бросали анонимное письмо в почтовый ящик гестапо. В общем, работали и делали всё, что нам поручал начальник организации «Николаевский центр».
Немного о пионерах Шуре Кобере и Вите Хоменко. Последнего я узнала позже, когда у нас была прервана связь с Краснодаром. Мы решили отправить через линию фронта их вдвоём. Шура Кобер был старше, а Витя Хоменко младше и шёл с ним, так как хорошо знал немецкий язык. Уходили они от меня, то есть с моей квартиры. Припоминаю последние слова Палагнюка, когда вручали палку:
— Помни, Шура. От этой палки зависят многие жизни людей и многое другое ценное. Смотри, прежде чем попасть в руки врагу уничтожь её!
И вот наши пионеры перешли линию фронта, доставили её в генеральный штаб, прошли курсы разведчиков и вернулись снова в оккупированный Николаев. По предательству Палагнюк был арестован. Мы продолжали свою работу строго конспиративно под руководством товарища Павла Защука. Позже был арестован и он».
Можно простить несогласованные предложения и простонародные слова автору письма пионерам шестидесятых. Это в принципе не суть важно для анализа этого документа. Главное иное: на тот момент прошло уже два десятка лет со дня освобождения города от фашистов. Реальные истории жизни и борьбы в оккупированном Николаеве начали понемногу обрастать легендами. Уверен, что Фролушкина-Титова к тому моменту уже неоднократно повторила этот рассказ и в устной форме на встрече со школьниками, и на допросах в МВД-МГБ, и в беседах с партийными лидерами города. Реальная – всегда не идеальная – действительность понемногу подвергалась идеологической и бытовой лакировке, дополнялась «красивостями». Факты становились легендами, реальные поступки обобщались, получали объём и важность. Каждое событие уже не рассматривалось само по себе, а лишь в контексте великой Победы и темы героического прошлого. Это не хорошо и не плохо, это стандартный путь героизации поступка-подвига. Реальные личности, настоящие дела со временем «бронзовели», становились значимей, получали новую жизнь в Книге истории. А для этой Книги не так важны фактические реалии событий, как перспектива создания из них мифа о Герое. В хорошем смысле понимания термина «миф».
Оригинал статьи в газете «Вечерний Николаев»