Я смотрю на фотографии из семейного альбома Сергея Михайловича Волкова, присланные сегодня в виртуальный музей Николаева, и не знаю, с каких слов начать очередную «историю с фотографией». Точнее говоря, «историю с уникальными фотографиями». Каждый из этих пяти снимков может стать титульной иллюстрацией к страшной повести о любви палача и жертвы. Нет, это не романтическая история, не сюжет для «мылодрамы», отнюдь – это трагедия извращённой привязанности угнетаемого к тому, кто приносит ему страшную боль.
В науке, изучающей поведение человека, такие случаи носят общепринятое название «стокгольмский синдром». Речь идёт о психологическом состоянии, которое появляется у заложника, если он вдруг начинает симпатизировать бандитам, захватившим его. Жертва с какого-то момента не только «глубоко понимает» захватчика, но и сочувствует ему, а в особых случаях ментально сливается с террористом, отождествляя себя с ним и оправдывая самые агрессивные действия преступника.
Для большинства думающих людей нет сомнений в том, что гражданин Иосиф Джугашвили, более известный в мире как Сталин, умерший в марте 1953 года был жестоким тираном и преступником, державшим в страхе общность людей, именуемую «советский народ». Безусловно, делал он это не в одиночку, а в компании с той же многомиллионной общностью. Вчерашние палачи, становились жертвами в мгновение ока. Жертвы превращались в палачей, лишь только им подворачивался удобный случай. Багровое колесо катилось по хребту народа, растирая генофонд в яичный порошок. История расставила всё по своим местам, но в этом тексте я хотел бы остановиться на лишь моменте: на том дне, когда палач тихо ушёл в мир иной. Когда казалось, что жертва должна в мгновение ока освободиться от страха и если не пнуть «дохлого льва», то хотя бы не рыдать над его трупом.
Рукописи не горят, газетные страницы к счастью тоже. Достаточно войти в читальный зал любой библиотеки и полистать газеты, свёрстанные в марте 1953 года, чтобы убедиться в том, что жители страны советов в своём подавляющем большинстве были сражены наповал «стокгольмским», а в данном случае «сталинским синдромом» или, во всяком случае, умело его симулировали по различным причинам. Мотивы каждого из тех, кто проливал слёзы над остро пахнущими венками с траурными лентами «от коллектива завода», «от профкома предприятия», «от молодых комсомольцев николаевщины», «от жильцов дома №61 по улице Шевченко» нам неведомы. И, думаю, не стоит подробно разбирать цели, которые двигали этими плакальщиками. Большинства из них уже нет с нами и суд более высокий, чем наш уже поставил мокрую от слёз печать на последней странице их биографии. Но мне кажется, стоит внимательно вчитаться в страницы газет тех траурных дней, рассмотреть фотографии с печальных мероприятий. И сделать это именно для того, чтобы самим освободиться от страха перед властью, который в той или иной степени живёт в каждом из нас. Чтобы не «сливаться в едином порыве» с палачом, уничтожающем твоих родных и друзей, превращающем простого гражданина в подонка, стукача, сексота, заставляющего жить по принципу «умри ты сегодня, я завтра». Перелистаем же сухие страницы газет, подышим пылью рваных подшивок, вглядимся в фотографические отпечатки.
Начиная с 6 марта 1953 года печатный орган Николаевского областного и городского комитетов компартии Украины, областного и городского советов депутатов трудящихся (вот оно – истинное единение всех ветвей власти!) открыл длительный марафон во имя вроде бы бессмертного, но на самом деле банально мёртвого Сталина. В то время как мозг вождя был бесповоротно разрушен кровоизлиянием, мозг читателя наполнялся бесконечным потоком слезоточивой информации. Названия заметок и статей, напечатанных в газете «Бугская заря», говорят сами за себя: «Заботливый отец, дорогой учитель», «Ещё теснее сплотимся вокруг партии», «От нас ушёл великий друг», «Тяжёлая утрата», «Имя дорогого товарища Сталина навсегда будет жить в наших сердцах».
Одним из признаков, характерных для сталинского синдрома является то, что жертва постепенно сродняется с преступником. В какой-то момент гражданину начинает казаться, что захватчик – родной человек, настоящий отец и если делать так, как он говорит, то это принесёт освобождение от постоянного страха. Люди искренне старались получить покровительство партийных органов, олицетворением которых и был жестокий тиран Иосиф Сталин. «Участники митинга выразили готовность ещё теснее сплотиться вокруг Центрального Комитета Коммунистической партии и Советского Правительства, отдать свои силы делу построения коммунизма в нашей стране». Обратите внимание на большие буквы в каждом «святом» слове. И главное, чем нам хуже, тем мы должны ещё быстрее двигаться в заданном палачами направлении. Чем нам больнее, тем мы теснее сплачиваем ряды. И готовы отдать всё, включая самое дорогое – нашу жизнь.
Долгое пребывание под пятой тоталитарного режима приводит к необратимым изменениям внутреннего мира человека. Пленник принимает точку зрения преступника как единственно верную, идеальную, отвечающую и его – жертве – стремлениям. «Мы безраздельно верим нашей Коммунистической партии, так как её деятельность всегда направлена на улучшение благосостояния народа, на укрепление экономической мощи нашей страны». Это больше похоже на пустую мантру, на наивную попытку убедить себя в том, чего нет, чем на описание состояния реальной жизни в СССР в те годы. Рабочие николаевского чугунолитейного завода (во всяком случае, за их подписью напечатан этот текст) скорбят вместе со всем народом. Светлое имя отца всех советских чугунолитейщиков «вдохновляло на боевые и трудовые подвиги, оно было путеводной звездой, знаменем, ведущим от успехов к успехам. Но как ни велико несчастье, постигшее нас, мы не теряем мужества. В это тяжёлую годину мы удвоили свои усилия на трудовых постах». Чтобы ни происходило – работай больше, залей горе выполнением двойной нормы. Труд не только облагораживает советского человека, но и помогает ему пережить тяжелейшую утрату.
Инженер-конструктор завода «Дормашина» от имени всех рабочих предприятия заверят, что «мы ещё теснее сплотимся вокруг ленинско-сталинского Центрального Комитета, будем из дня в день совершенствовать своё мастерство, постоянно повышать производительность труда, внесём свой вклад в дело строительства коммунистического общества». Образцовый советский гражданин не может поверить в смерть своего идола, он эмоционально отвергает трагедию, как может психологически дистанцируется от тяжёлой утраты. Чтобы забыть о чёрном дне он уходит с головой в работу. И чем тяжелее эта работа, тем легче перенести горечь потери. «Я пишу эти строки и сквозь полные слёз глаза представляю себе нашего Сталина живым, добрым, улыбающимся. Мне, простой украинской колхознице, посчастливилось видеть, беседовать с великим Сталиным, ощущать на себе его отеческий взгляд, пожимать его руку» — пишет звеньевая хлопководческого звена колхоза «Искра», Варваровского района. «На дворе март, скоро весна. Наступает посевная, первая посевная, которую мы проведём без Сталина». Это было бы конечно смешно, когда не было бы так печально: будет ли также хорошо всходить хлопок без Сталина – вот что волновало звеньевую. К слову сказать, вероятно, без отца всех народов хлопок действительно растёт плохо, поскольку Варваровка уже давно не радует нас полями с пушистым «белым золотом».
Бывает, что жертва не просто оправдывает тирана, она срастается с ним. Обретает единую плоть с палачом. Боль, нанесённая тому, кто причиняет боль, вдвойне больнее отзывается в теле заложника. Особенно остро эта тема проявляется в стихах, которые (а куда без этого?!) появляются на страницах газет на третий день траура.
«… Он – это весь народ наш.
И когда
Нам сообщило радио со скорбью,
Что очень плохо нашему вождю,
Нам, как ему, дыханья не хватало,
И так же учащённо бился пульс,
Как у него,
И так же билось сердце,
Как у него.
И слёзы нам мешали
Читать скупые строчки бюллетеней».
(М.Федик, Э.Январёв)
Сталинский синдром ударил не только по профессиональным литераторам, зарабатывающим на кусок хлеба построчным своим трудом, но и по самой психологически незащищённой группе – сообществу самодеятельных поэтов. От поступавших в редакцию «народных» стихов не было отбоя. «Острой, глубокой болью отозвалась в сердцах всех советских людей скорбная весть» и особенно поразила она людей с неустойчивой душевной организацией.
«Знамёна наши траурно склонились.
Народной скорби не видать конца.
Большое сердце вдруг остановилось –
Мы потеряли друга и отца»
Эти слова написала студентка Николаевского пединститута, а учащийся школы продолжил мысль:
«Наш отец! Мы крепко держим знамя,
Нас врагам с дороги не столкнуть,
Потому что ты навеки с нами
И, как прежде, освещаешь путь!»
Сталинский синдром может проявляться ещё и в том, что охваченные паникой («что теперь со всеми нами будет?») советские люди ещё сильнее начинают ощущать «вражеское кольцо», которое сжимает страну победившего социализма. Отара овец, почуяв приближающегося волка, сбивается в большую мохнатую кучу, а напуганные заложники, опасаясь выдуманного палачом врага, «ещё теснее смыкают ряды». «И любые попытки врагов разъединить нас тщетны. Не оправдались и не оправдаются их подлые надежды» — с гневом пишет народная поэтесса:
«Пусть не лютует враг!
Мы твержё стали станем.
Ещё тесней свои ряды сомкнём
У гроба твоего, родной товарищ Сталин»
Я был студентом пединститута в том году, когда умер генеральный секретарь КПСС «незабвенный товарищ Брежнев». На траурном митинге у ноябрьских стен ВУЗа в память о «дорогом Леониде Ильиче» с трибуны доносились очень похожие мотивы. Хорошо помню один дуэт: старшекурсник истфака и юная студентка факультета начального обучения. Он – высокий, худой, строгий. Она маленькая, заплаканная. Речь, которую они произносили, творчески дополняя друг друга, хоть и была написана заранее, но казалась сердечной импровизацией. Тональность выступления и траурные фиоритуры, украшавшие некрологи, несомненно, выверялись на уровне ректората или «первого отдела». Надо сказать, у многих – и у меня в том числе – в моменты речи глаза были, как говорится, на мокром месте. Смешно сказать, но в мартовской газете 1953 года я нашёл точно такой же сюжет. И тоже студенты педина, и тоже парень и девушка. Всё в жизни повторяется. Иногда с высокой точностью.
Как уверяют психологи, в момент освобождения от своего мучителя, поведение заложника может стать абсолютно непредсказуемым. Бывает и так, что жертва неожиданно встаёт на сторону своего палача. После смерти Сталина часть тех, кто в душе истово проклинал тирана, воспылали любовь к нему. Что уж говорить о тех, кто родился позже и кого не коснулись репрессии и жестокое давление тоталитарной власти. Они, зная о Сталине лишь из книг и кинематографических фальшивок, ведут сегодня речь о необходимости «твёрдой руки», о «великой стране, которую мы потеряли», сдабривая свои спичи восклицанием «Сталина на вас нет!». Но хочется верить, что уже пришло поколение, которое никогда не будет олицетворять себя с теми, кто приносит человечеству беду. Которое никогда не будет влюбляться в палачей, убивающих своих сограждан. Которое, наконец-то, избавится от «сталинского синдрома».
Оригинал статьи в газете «Вечерний Николаев»